КАРТИНЫ ИЛИ ШИФР?

В октябре 1986 года я на месяц приехал в Париж, чтобы усовершенствовать свой французский. Во время одного из воскресных посещений Лувра я внезапно остановился перед той странной картиной, которая украшает обложку этой книги. Удивленный и, пожалуй, даже неприятно пораженный своеобразным мотивом, я все последующие дни и недели пытался найти объяснение совершенно непонятному образу. В художественно-исторических исследованиях, к которым я обратился за пояснениями, я натолкнулся на обычные статьи, из высокопарных фраз которых следовало, что никто не знает ничего достоверного об этой картине. Даже название порождало, собственно говоря, только вопросы.

Неизвестный художник. Сестры, хватающие друг друга за грудь? Датировка неточна. Оригинально, подумалось мне. Семя дало росток. Но в то время я этого еще не понимал.

(иллюстрации здесь и далее вырезаны из-за крайне низкого качества оригинала. – Прим. Ustas)

Я продолжил изучение литературоведения в Берлине, потом получил годичную стипендию в США, снова вернулся в Берлин, чтобы закончить учебу, но где бы я ни жил, на моем письменном столе неизменно стояла открытка с репродукцией этой картины. Как только у меня выпадало свободное время, я начинал рыться в библиотеках и архивах, стараясь понять, что означал этот сбивающий с толку портрет.

Вскоре я исчерпал все доступные в Германии материалы, и для того, чтобы обратиться к серьезным источникам, мне пришлось все-таки отправиться во Францию. Я закончил курс, отложил запланированную докторскую диссертацию и на неопределенный срок уехал в Париж. Для того чтобы понять смысл этой картины, требовалось нечто большее, чем одна идефикс. Я решил, что разгадаю эту тайну и напишу об этом книгу. Но вместо разгадки одной картины я очень скоро нашел несколько других картин.

Обе эти картины (рис. 1 и 2) уже знакомы читателю романа.

Следующий, найденный в Азэ-ле-Ридо (рис. 3) вариант является копией утраченного оригинала из замка Шенонсо.

Таким образом, существует – или существовала – добрая дюжина вариантов этой сцены в ванне, из которых большинство было испорчено или утрачено, и сохранились лишь их описания. Сохранилось лишь четыре или пять экземпляров, находящихся в частных собраниях или в музеях, где они, за отсутствием места, чаще всего не выставляются.

Странный мотив придворной дамы, стоящей в ванне, без сомнения, был когда-то излюбленным, иначе не было бы создано столько копий, на протяжении столетия волновавших воображение и фантазию художников и рисовальщиков.

Очень скоро я натолкнулся еще на две версии.

Обе эти картины, у которых существуют, между прочим, еще две копии (Лион, собрание доктора Трийя; Париж, Hotel Druot), впервые навели меня на мысль о том, что, возможно, в данном случае речь идет не о портретах в узком смысле этого слова, а о выполненном в стиле маньеризма «монтаже» знаков и жестов, имеющих глубокое или доступное лишь посвященным значение. Маньеристы начала семнадцатого века вообще любили такие опыты. Даже Генрих IV пал жертвой моды и украсил стены замка Фонтенбло зашифрованными символами свой любви к Габриэль.

Особенно бросается в глаза, что художники каждый раз по-новому аранжировали замечательную сцену в ванне. На одной картине обе дамы изображены в обстановке уютного семейного круга (рис. 4). В варианте из Монпелье (рис. 5) чья-то (вероятно, движимая буржуазной моралью и приличиями девятнадцатого века) рука целомудренно прикрыла наготу дам написанными позже пеньюарами. Так пытались смягчить загадочно-непристойную картину, выставленную в Лувре. Исчез жест руки, держащей сосок. Все мрачные, навевающие дурные предчувствия, элементы – сгорбленная придворная дама, гаснущий в камине огонь и изображение полуобнаженного мужчины – были заменены кормилицей с младенцем, девушкой с кувшином и задумчиво играющей жемчужным ожерельем Габриэль. В данном случае речь идет о так называемых pasticcios, то есть о картинах, при создании которых в качестве образцов для подражания берут поразительные в своей манере более ранние картины, выбирают из них различные элементы, а потом заново их компонуют в новом полотне. Схематично этот процесс можно представить следующим образом:

Луврский вариант + Вашингтонский вариант… дает Вариант Монпелье Большинство из этих «подражаний» не просто копировали исходный образец, но и особым образом его интерпретировали, как это показано на рисунке 7. Равным образом безымянный творец медальона восемнадцатого или девятнадцатого века очень прозрачно намекает на то, как он «прочитывает» сцену в ванне: лишенный лица «мужчина на заднем плане», изображенный на луврском варианте, заменен здесь лицом Генриха IV, который, украдкой отодвинув занавеску, с вожделением смотрит не на Габриэль, а на другую даму.

Не утверждает ли этим неизвестный художник, что Генрих «положил» глаз на сестру Габриэль? Этот «ненасытный бабник», как называли Генриха в народе, имел необыкновенную слабость к женскому полу. Его бесчисленные любовные похождения хорошо документированы. Однако нет никаких документов, доказывающих это в отношении сестры Габриэль. За исключением Габриэль, которую он страстно любил, король очень прохладно относился к семейству Эстре.

РУКА СЕСТРЫ?

Эта виньетка заставила меня поломать голову и вернула меня к исходному вопросу: что могло послужить пусковым механизмом написания целой серии анонимных портретов? Почему в таком странном виде изображена будущая королева Франции? Очень трудно себе представить, чтобы Габриэль сама заказала такой портрет. Нет ни одной мифологической истории, которая могла бы послужить оправданием изображения неприкрытой наготы. Если сказать правду, то ни разу не было отчетливо указано на то, чьего ребенка держит на руках кормилица.

Тем временем я несколько месяцев посещал чудесную библиотеку Святой Женевьевы и интенсивно изучал источники, в которых узнал много интересного о Габриэль и ее судьбе. Она была в одном шаге от трона и, несомненно, стала бы королевой Франции, если бы неожиданно и внезапно не умерла от загадочной болезни за несколько дней до намеченной свадьбы с Генрихом IV. Четыре столетия между историками не стихали споры вокруг вопроса о том, не была ли Габриэль отравлена по заказу Фердинанда Медичи, так как было хорошо известно, что он желал видеть на французском троне свою племянницу Марию Медичи. Почему Габриэль умерла столь внезапно? Пала ли она жертвой отравления или обусловленной беременностью болезни (эклампсии)? Не стихающие до нашего времени дебаты, которые я как зачарованный читал, занимают целые тома. Сторонники различных точек зрения единодушно сходились только в одном: в апреле 1599 года Генрих хотел жениться на Габриэль и сделал бы это, если бы она внезапно не умерла – будь то от отравления или от болезни.

В политическом отношении матримониальные планы Генриха были взрывоопасны и при исполнении привели бы к нарастанию напряженности как при французском дворе, так и в международных делах. Таким образом, вполне правомочно было подумать, что тот, кто написал замечательные картины, или тот, кто их выставил, намекал на деликатное положение, сложившееся при дворе.

Картины допускают такое многозначное толкование, что не могут считаться надежными историческими источниками. Однако мысль была слишком соблазнительной, чтобы не поинтересоваться: не содержатся ли в загадочных портретах скрытые намеки, которые способны пролить свет на события, приведшие к таинственной смерти Габриэль?

Другими словами, сыграла ли в судьбе Габриэль свою роковую роль не только высокая политика, но и просто ДРУГАЯ ЖЕНЩИНА, как намекает картина? Не было ли банальной соперницы?

Но все дело в том, что нигде, ни в одном источнике не сказано, что в сложном переплетении конфликтов и противоположных интересов вокруг бракосочетания Габриэль и Генриха сестра Габриэль играет хотя бы второстепенную роль.